– Ты быстро наловчишься, Кас, – заверила меня Джорджина. – Скоро ты будешь делать это на автомате. Для тебя это будет так же естественно, как чистить зубы. Уж поверь мне.
Я ничего не ответила. Это был единственный раз, когда я подумала – хорошо, что мои отношения с Шоном завершились. Эта процедура была совершенно не привлекательна.
– Что касается опорожнения кишечника, – продолжала Джорджина, – здесь всё немного сложнее. Поэтому лучшим решением для тебя будет ходить в туалет по расписанию. Например, каждое утро. Хорошо бы ещё принимать слабительное перед сном, чтобы облегчить процесс. Ещё необходимо пить побольше жидкости, есть много клетчатки и вести активный образ жизни, насколько это возможно.
В конце урока Джорджина сказала:
– Тебе повезло, Кас. Многие люди с травмой позвоночника не могут пользоваться катетером самостоятельно. В твоем случае, никто даже не будет знать, что он у тебя есть. Так что не вешай нос, дорогуша.
Услышав шаги за дверью спальни, я открыла глаза.
– Кас, ужин готов… Ой, – сказала мама, увидев пустой чемодан на полу. – Почему ты ещё не собралась?
– Я успею.
Мама облокотилась о дверной косяк.
– Возьми побольше тёплых вещей. На дворе настоящая зима.
Хотя был конец октября, она была одета в толстый вязаный свитер с высоким воротником и плотные джинсы.
– Э-э…
– Ты что? Боишься ехать? – спросила она, положив руки на бёдра.
– Нет!
Она недоверчиво приподняла бровь. Мама, как всегда, видела меня насквозь.
– Да, – наконец призналась я. Меня никак не покидало это неприятное тяжёлое чувство в желудке.
Мама присела на краешек моей кровати.
– Хорошо, и что же тебя беспокоит больше всего?
Я прикусила губу.
– Я не хочу попасть в какую-нибудь неприятную ситуацию. Я так переживаю, мам.
– Понятно, – сказала мама. – Если у тебя возникнут какие-нибудь проблемы, ты обязательно должна рассказать о них кому-нибудь. И, милая, во время тренировок будет достаточно перерывов, чтобы ты могла поесть и сходить в туалет. Постарайся не беспокоиться.
– Э-э…
– И ты всегда можешь позвонить домой, если захочешь поговорить. Только не звони после девяти. – Она ухмыльнулась. – Ты же нас знаешь. Мы с твоим стариком-отцом постоянно вырубаемся перед телевизором. И в полвосьмого тоже лучше не звонить, потому что в это время показывают «Жителей Ист-Энда»[13], и там как раз начинается самая интригующая часть.
Я ухмыльнулась.
– Значит, можно звонить только в восемь вечера?
– Кас, ты можешь звонить в любое время. И не забудь взять с собой будильник! Я же не смогу тебя будить.
Папа взбежал по лестнице с моим мобильным телефоном в руке. Я взяла мобильный и сделала знак родителям, что хочу уединиться. Мама встала и сказала, что вернётся через пять минут, иначе в духовке сгорит рыбный пирог.
– Алло!
– Это Гай, – сказал нежный голос в трубке. – Хочу пожелать тебе удачи, принцесса.
Я начала накручивать прядь волос на палец.
– Спасибо.
– Что-то не так?
– Я уезжаю на две недели, Гай.
– Ты пережила четыре месяца со мной и Шустриком, так что я уверен, что ты переживёшь две недели с милой собачкой.
Я тяжело вздохнула.
– Слушай, ты только об этом и говорила последнее время. Тикет то, Тикет это. Ты будешь жалеть, если откажешься.
Он был прав. Я бы очень сильно пожалела.
– У тебя всё получится, – подбадривал меня Гай. – К тому же Тикет никогда не простит, если из-за тебя он попадёт к тому парню Тревору, который даже не появился на первом занятии.
– С каких пор ты стал таким мудрым? – засмеялась я.
– Я всегда таким был, просто хорошо это скрывал. Давай, принцесса, привози эту собачку домой!
10
В первый день тренировок я завтракала со всеми членами группы. Все были слишком напряжены, чтобы болтать или есть, потому что в этот день нам должны были сказать, какая собака кому достанется. Вчера вечером Линдси ещё раз предупредила нас, что иногда всё складывается не так, как бы нам этого хотелось, но мы останемся довольны.
Напротив меня сидела Дженни. Ей было за пятьдесят, и у неё была редкая болезнь, когда мозг посылал мышцам неправильные сигналы. Она носила очки, мешковатую одежду и короткую причёску. Дженни была такой хрупкой, что, казалось, лёгкое дуновение ветра могло сбить её с ног.
На другом конце стола сидел Том. У него был церебральный паралич. Было сложно понять, что он говорил, потому что он очень сильно заикался. Том отчаянно хотел общаться с миром, но болезнь сдерживала его, делая всё, чтобы он не мог произнести ни слова. Тем не менее, ему удалось сказать мне, что я похожа на Мишель Пфайффер – такая же красивая. Я немного смутилась и покраснела. Мне было очень приятно услышать такой комплимент в свой адрес.
Тому было двадцать лет, он учился на факультете журналистики Лидского университета. Он хотел стать репортёром или работать режиссёром на радио. Его небольшие бледные руки были болезненно скрючены, поэтому свои эссе они печатал на компьютере при помощи стилуса, прикрепляемого к его голове.
– А ты… чем… занимаешься? – спросил Том, когда мы только познакомились.
– Ничем, – ответила я и торопливо добавила: – Раньше я изучала медицину.
Я вспомнила о Саре, оканчивающей Королевский колледж. Вдруг я совершила ошибку, забросив учёбу?
Ещё в нашей группе была Алекс, и она не знала, какая у неё болезнь.
– Разве тебе не хочется иногда залепить по лицу тем, кто постоянно спрашивает, что с тобой не так? Когда я слышу этот вопрос, мне хочется развернуться и спросить: «А что не так с тобой?» Что ж, я не знаю, что со мной не так. Знаю только, что это как-то связано с нервами.
Том начал что-то говорить.
– Мы… можем… определить… тебя в…
Мы все терпеливо слушали, надеясь, что концовка оправдает ожидание.
– … раздел «Другое», – закончил он и рассмеялся так сильно, что его плечи затряслись, и он уронил свой бутерброд на пол.
Ещё был Тревор, у которого уже двадцать лет был остеоартрит. Он страдал серьёзным ожирением, в основном из-за того, что сильные боли не позволяли ему делать даже элементарную зарядку. Сегодня он надел значок с надписью: «Инвалид и горжусь этим!» Тревор постоянно говорил о разных приспособлениях и устройствах. Например, вчера он рассказывал нам о разделочной доске с шипами и выемкой, на которые можно было положить огурец или другой овощ, и он бы не скатился на стол или на пол.
